Завещание Аввакума - Страница 21

— Слушай внимательно, Петр Васильев, (голос у него сразу же стал жесткий, угрожающий, даже Лыков поежился). — Тут у нас людей убивают. Мне это надоело. Ты говоришь мне, кто продавец известной рукописи, и кто возможные покупатели. И уходишь. Или не говоришь, и тоже уходишь, но уже этапом в Сибирь по 103-й статье за преступления против веры.

Старик вскинулся было: «За что?..», но Благово так на него посмотрел, что он враз замолчал, стоял, мял в руках свой странный бархатный картуз. Прошло полминуты; Благово крякнул и протянул руку к часам.

— Зарежут меня, если я скажу, — пробормотал начетчик.

— Не зарежут. Скажи и уезжай в скиты на Керженец, надолго, до осени. Грехи замолить. Грехов у тебя много, раньше не замолишь. Ну!

— Рукопись продает Косарев.

— Михаил? Рыжий такой?

— Он самый.

— Дальше, дальше! Кто наиболее интересовался покупкой?

— Все помаленьку интересовались, да не всем она по карману. Самые большие деньги предложили рогожцы-«окружники», говорят, полмильена.

— Это я знаю. Кто еще? Не тяни, старый хрыч, сказывай и уезжай.

— Ну… вобчем, хлысты это. Только вам их не поймать, Павел Афанасич. Это такая контора…

— Кто именно? Какого «корабля»?

— «Верховный корабль», — с очередной заминкой выдавил начетчик.

— Ба! Сам господин Свистунов пожаловали! Вот это прелюбопытно. Может, он еще и Игната с собой прихватил?

Петр Васильевич булькнул горлом и совсем побелел.

— Ну конечно, куда же он без Игната, — сам себе ответил Благово, закрыл часы и сунул их себе обратно в жилетный карман.

— Ну, Петр Васильич, ступай. Как отдохнешь к осени, заходи, потолкуем, чайку попьем.

— Премного благодарствуйте, ваше высокоблагородие, — прогундосил елейным голосом начетчик, хотел еще что-то сказать, но передумал и быстро уковылял на своей хромой ноге.

Благово поглядел на Лыкова и сказал весело, неожиданно перейдя на «ты»:

— Ну, чего сидишь, Алексей Николаевич? Бегом в Ярославский ряд за Михайлой Косаревым! Да квартального с собой возьми, мало ли что…

Лыкова как ветром сдуло. Однако этого приказания своего мудрого начальника он выполнить не сумел. Через полчаса он пришел в кабинет Благово вместе с квартальным надзирателем Ярославского ряда Хлебаловым и доложил, что привести Косарева нет никакой возможности.

— Почему? — сразу же вскочил надворный советник.

— Так что, Павел Афанасьевич, — доложил Хлебалов, — Михайла Косарев сегодня поутру подавился сушкой насмерть.

— Сушкой насмерть?

— Точно так. Чай пил — и каюк. Очень даже запросто. У нас в деревне третьего года одна вдова…

— Да подожди ты со своей вдовой! Точно сушкой подавился? Запястья хорошо глядели?

— Никак нет. Доктор Милотворжский осмотрел тело, засвидетельствовал смерть от несчастного случая, и мы снесли покойника в… как его? Морг. Телеграмму еще отбили жене в Городец.

— Бегом в морг, — бросил на ходу Благово, сметая со стола фуражку, и все трое помчались вниз, в подвал Макарьевской части, где находилась прозекторская.

Тело несчастного купца уже остыло, рыжая борода и выпученные от удушья глаза слегка заиндевели. Благово развернул покойнику руки кистями вверх и стал внимательно осматривать в лупу его запястья. Лыков стоял рядом и светил лампой. Неужели они снова опоздали? Проклятый начетчик!

— Смотри, Хлебалов, — сказал наконец Благово. — Вот здесь. Видишь? И здесь тоже.

На обеих руках купца были видны едва заметные ссадины.

— Его связали веревкой поверх тряпки или полотенца, чтобы не осталось следов. Но, умирая, он спазматически сильно вырывался, и даже через тряпку остались слабые следы. Понял теперь, вымбавку тебе в гузно? — громко и сердито гаркнул Благово (он раньше служил во флоте).

— Так точно, ваше высокоблагородие! Ах, шельмы…

— Вызови Милотворжского, пусть составит рапорт на имя полицмейстера, копию мне на стол. Еще раз осмотреть тело, достоверно определить время и причину смерти. Лыков — обыскать лавку Косарева, опросить соседей, найти приказчика и со всеми данными немедленно ко мне. Мы опять опоздали!

Когда через час Алексей пришел к начальнику, тот все еще был мрачнее тучи.

— Чем порадуешь? — хмуро спросил он, отодвигая бумаги.

— Все туманно. Как вы знаете, чаю в лавках заваривать нельзя, поэтому в семь утра Косарев купил себе чайную пару у разносчицы, и вместе с чаем полфунта сушек. Разносчица разыскана, она подтверждает. Косарев был в лавке с приказчиком Степаном Вострецовым. В восемь утра Вострецов ушел на Соляную пристань в контору пароходного «Общества по Волге» за посылкой, а когда пришел в девять, хозяин уже мертвый лежал у стола.

— Ха! В семь выпил чаю с сушками и остался жив. А потом стал грызть их всухомятку и помер?

— Соседи никого не видели, — продолжал доклад Алексей, — но мальчишка из лавки на углу утверждает определенно, что между восемью и половиной девятого к Косареву заходили двое мужчин. Описать их затруднился, говорит, что они какие-то никакие, серые.

— Они именно и должны быть никакими, то есть незаметными, безо всяких примет.

— Лякинцы?

— Алексей Николаевич, не расстраивай меня! Ты же не пристав Львов, вечно сонный. Лякинцы убивают людей бесхитростно, ножиком, без лишних имитаций. Это работа Игната.

— Игната? Без которого некий Свистунов ни на шаг?

— Некий Свистунов — это руководитель «Верховного корабля» хлыстов, их главный «христос». Человек он на редкость мерзопакостный, ради своих целей ни перед чем не остановится. Очень богат, очень хитер и руководит своим двухсоттысячным войском уже более десяти лет. За время его главенства, кстати, число хлыстов на Руси удвоилось… Бороться с ним весьма трудно, потому как сам он ничего противозаконного не делает — для этого у него есть отряд отчаянных людей во главе с упомянутым Игнатом. Тот у хлыстов то же самое, что Буффало у рогожцев: убить там кого, или покалечить, запугать, долг взыскать… Именно Игнат, конечно, и набил рот связанного Косарева сушками, а потом, не давая их выплюнуть, зажал ему нос и держал, пока несчастный не задохнулся. Такой случай уже был у меня в семьдесят седьмом году, во Второй Кремлевской части. Тогда при схожих обстоятельствах умер лесопромышленник Пудов, завещавший все свое состояние «кораблю» хлыстов в Ворсме. Тогда же я, в ходе расследования, узнал и о Свистунове, и о его цепном псе Игнате, но ничего не мог доказать, и мой начальник велел мне закрыть дело как несчастный случай.